Возможно, именно такое устройство жизни, при котором ночной сон не разделяет дни с неизбежностью метронома, позволило пираха установить очень странные отношения с категорией времени. Они не знают, что такое «завтра» и что такое «сегодня», и также плохо оперируют понятиями «прошлое» и «будущее». Из примет колеса времени в сельве – лишь частые сезоны дождей, сменяющиеся сезонами относительно сухими, так что никаких календарей, счета времени и прочих условностей пираха не знают. А потому они никогда не задумываются о будущем, так как просто не умеют этого делать. Эверетт впервые посетил берег притока Амазонки – реки Маиси, рядом с которой расположены поселения пираха, – в 1976 году, когда про пираха почти ничего не было известно науке. Этот лингвист-миссионер-этнограф испытал первое потрясение, когда увидел, что пираха не делают запасов еды. Вообще. Чтобы племя, ведущее фактически первобытный образ жизни, не заботилось о дне грядущем – такого по всем канонам быть просто не могло. Но факт остается фактом: пираха никак не запасают пищу, они просто ловят ее и едят (или не ловят и не едят, если охотничье-рыбацкое счастье им изменяет). Мысль о том, чтобы засушить, закоптить, заготовить что-либо впрок, просто не приходит им в голову. Тоже верно: зачем стараться, если в следующий раз вместо тебя может проснуться какой-нибудь совершенно посторонний парень? Пусть мерзавец сам попотеет, махая острогой на реке. Их женщины сажают овощи и некоторые злаки на маленьких огородах в сельве – у пираха единственный пример хозяйственной дальновидности, дальше этого дело не идет. Когда у пираха нет еды, он относится к этому флегматично. Ему вообще непонятно, зачем есть каждый день, да еще по нескольку раз. «Вы опять едите? Вы же умрете!» – говорили соседи-пираха, навещая Эверетта с семейством во время второго завтрака или раннего полдника. Сами пираха едят не чаще двух раз в день и нередко устраивают себе разгрузочные дни даже тогда, когда пищи в деревне много.
Долгое время миссионерские организации терпели фиаско, пытаясь вразумить сердца пираха и направить их к Господу. Нет, пираха приветливо встречали представителей католических и протестантских миссионерских организаций, с удовольствием прикрывали свою наготу красивыми подаренными шортами и с интересом ели консервированный компот из банок. Но на этом общение фактически заканчивалось. Ни один миссионер так и не сумел выучить язык пираха, и ни один пираха не научился разбирать серии странных звуков, вылетающих из верхнего отверстия этих милых белых людей. Поэтому Евангелическая церковь США, подбирая кандидата на катехизацию бедных дикарей, сделала умную вещь: туда послали молодого, но талантливого лингвиста. Эверетт был готов к тому, что местный язык окажется трудным. Но он ошибался, в чем честно признался тридцать лет спустя: «Этот язык не был сложен, он был уникален. Ничего похожего на Земле больше не встречается». То, что в нем всего семь согласных и три гласных, – это еще ерунда. Куда больше было проблем со словарным запасом. Местоимений, скажем, пираха почти не знают, и, если им очень нужно показать в речи разницу между «я», «ты» и «они», пираха неумело пользуются местоимениями, которые употребляют их соседи – индейцы-тупи (единственный народ, с которым пираха до сих пор кое-как контактировали). Глаголы и существительные у них особо не разделяются, и вообще любые привычные нам языковые нормы тут, похоже, утоплены за ненадобностью. Например, пираха не понимают смысла понятия «один». Вот барсуки, вороны и собаки понимают, а пираха – нет. Для них это настолько сложная философская категория, что любой, кто попытается поведать пираха, что это такое, заодно может пересказать им теорию относительности. Цифр и счета они не знают, обходясь всего двумя понятиями: «несколько» и много». Две, три и четыре пираньи – это несколько, пять – туда-сюда, а вот шесть – это уже явно много. А что такое одна пиранья? Это просто пиранья. Проще русскому растолковать, зачем нужны артикли перед словами, чем объяснить пираха, зачем считать пиранью, если это пиранья, которую незачем считать. Поэтому пираха никогда не поверят в то, что они – маленький народ. Их 300 человек, а это, безусловно, много. Про 7 миллиардов с ними говорить бесполезно: 7 миллиардов – это тоже много. Вас много, и нас много, это просто замечательно. Тем не менее, узнав, что такое деньги и какие замечательные вещи можно выменять на эти бумажки, пираха отлично управляются со своими финансами. Не умея считать и не понимая номинала купюр, они точно знают, какой высоты должна быть горка бутылок горькой воды – кашасы, которую за эту розовую штучку дадут бразильцы из дальней деревни.


Люди без вежливости

«Здравствуйте», «как дела?», «спасибо», «до свидания», «извините», «пожалуйста» – массу слов люди большого мира используют, чтобы показать, как хорошо они друг к другу относятся и как заботятся о комфорте друг друга. Ничего из вышеперечисленного пираха не говорят. Никаких приветствий, прощаний и извинений. Они и без всего этого друг друга любят и не сомневаются, что и все окружающие априори счастливы их видеть. Вежливость – это побочное дитя взаимного недоверия – чувства, которого пираха, по утверждению Эверетта, лишены полностью.

Люди без цвета

Живущие в сердцевине бушующей красками сельвы, в окружении самых пестрых на свете птиц, цветов и насекомых, пираха как-то не удосужились научиться различать цвета. Слов, обозначающих краски этого мира, у них всего два: «темное» и «светлое». От мысли, что все они поголовно дальтоники, пришлось отказаться, после того как пираха отлично прошли тест на цветоделение, опознав в смешении разноцветных точек силуэты бабочек и животных. Все же подозрения, что у пираха есть определенные проблемы с цветовосприятием, подкрепляются тем, что они почти не стирают одежду, словно не замечая, что та покрыта грязными пятнами. Ну а что касается запаха, то никаких проблем: пираха почти не потеют.

Люди без стыда

Пираха никогда не задумываются о будущем, потому что просто не умеют этого делать
«Чувство стыда знакомо последнему дикарю» – это наблюдение этнографов также потерпело крах после обнародования сведений о пираха. Да, стыд как осознание своего несоответствия принятым нормам формируется очень рано – как в ребенке, так и в любом обществе. Ты написал в штаны, ты не отомстил врагу – и все, потеря лица неизбежна. Причем люди цивилизованные и, стало быть, шире мыслящие справляются с этой бедой куда проще, чем представители примитивных племен, которые часто предпочитают вспороть себе живот, лишь бы не потерять самоуважения. Если, конечно, речь не идет о пираха. Пираха не понимают, что такое стыд, вина или обида. Если Хааиохааа уронил рыбу в воду, это плохо. Рыбы нет, обеда нет. Но при чем тут Хааиохааа? Он ведь просто уронил рыбу в воду. Если маленький Киихиоа толкнул Окиохкиаа, то это плохо, потому что Окиохкиаа сломал ногу и нужно ее лечить. Но это случилось потому, что это случилось, вот и все. А если Кохои застрелил из лука белого человека, так это потому, что тот хотел украсть у него горькую пьяную воду, но теперь все хорошо. Если семья белого человека сердится, она может попробовать убить Кохои. «Удивительное согласие, царящее между пираха, напомнило мне о рае», – пишет Эверетт. Пираха живут в моногамных браках, но ровно до тех пор, пока это устраивает обоих. Если муж плохо охотится и не может прокормить семью, жена ищет себе другого мужчину. Если жена не ловит рыбу, не выращивает в огородике овощи и не ходит с собаками охотиться в лес на мелкую дичь, то муж, с точки зрения пираха, имеет полное право бросить ее, особенно если та перестала быть молоденькой и хорошенькой. Каждый имеет право делать то, что ему хочется, причем никакие стыд и вина не нависают над головами пираха. Даже маленьких детей тут не ругают и не стыдят. Им могут сообщить, что хватать угли из костра глупо, играющего на берегу ребенка придержат, чтобы тот не упал в реку, но бранить и воспитывать пираха не умеют. Иногда это уважение к чужим правам принимает пугающие европейца формы. Если грудной младенец не берет материнскую грудь – значит, никто не будет кормить его насильно: ему виднее, почему он не ест. Если женщина, ушедшая к реке рожать, не может разродиться и третьи сутки оглашает воплями лес – значит, она не хочет рожать на самом деле, а хочет умереть. Незачем идти туда и отговаривать ее делать это. Ну, муж еще может пойти поговорить с ней – вдруг у него найдутся веские аргументы. Но зачем туда пытается бежать белый человек со странными железными штуками в коробке?!

У пираха удивительно мало ритуалов, обычаев и религиозных представлений. Даже у племен, ведущих еще более примитивный образ жизни, обычно куда более разнообразен набор этих ценностей. Пираха знают, что они, как и все живое (за исключением, может быть, бразильцев и Дэниела Эверетта), – дети леса. Вот есть обезь­яны, есть ягуары, а есть пираха. Лес полон тайн… даже нет, лес – это вселенная, лишенная законов, логики и упорядоченности. И большую часть того, что там, в лесу, происходит, пираха не могут увидеть, как крокодил, сидя в реке, не может увидеть, что булькает в котелке, поставленном на огонь перед хижиной, лишь запах донесется до его вывернутых ноздрей. В лесу обитает множество духов. Например, туда уходят все мертвые и ведут там загадочный образ жизни, который и не стоит пытаться понять. Эверетта поразило, насколько пираха, жители сельвы, опасаются ее. Однажды там потерялся пожилой охотник, и племя нашло его на третий день буквально ополоумевшим от ужаса. «Понятно, – говорили пираха, – лес посмеялся над ним как следует». Но страх пираха – это не страх европейца. Когда мы боимся, нам плохо. Пираха же считают страх просто очень сильным чувством, не лишенным определенного очарования. Можно сказать, что они любят бояться. «Пойду в лес, немного побоюсь и добуду еды», – с улыбкой говорит охотник, вешая на плечо свой длинный лук. Однажды Эверетт, проснувшись утром, увидел, что вся деревня столпилась на берегу. Оказалось, туда пришел какой-то знакомый дух, желавший о чем-то предупредить пираха, вот они и вышли с ним поболтать. Выйдя на пляж, Эверетт обнаружил, что толпа, стояла вокруг пустого места и испуганно, но оживленно с этим пустым местом беседовала. На слова «Но там же ничего нет, я там ничего не вижу!» Эверетту ответили, что ему и не положено видеть, так как дух пришел именно к пираха. А если лесу нужен будет Эверетт, вот тогда к нему будет прислан персональный дух в виде мини-самолета или моторной лодки – с белыми обычно бывает именно так. И вообще, чего это Ксоогиаи (так пираха звали Эверетта десять лет, прежде чем поменяли ему имя в первый раз) так беспокоится о духах? Он же сам пришел сюда из призрачного мира – неужели все забыл о своей прошлой жизни?

Люди без бога


Наверное, уже понятно, что все вышеперечисленное делало пираха почти невозможным объектом для миссионерской работы. Идея единого бога, например, буксовала среди них по той причине, что с понятием «один» пираха, как уже говорилось, не дружат, а слова «бог» в их словаре нет. Сообщения о том, что их кто-то создал, тоже воспринимались пираха недоуменно. Надо же, такой большой и неглупый вроде мужчина, а не знает, как делаются люди. Создать человека очень легко: нужно засунуть свою хаху в женскую дырочку. Так как слова «образ», «концепция», «программа» и «идея» отнюдь не значились в лексиконе пираха, Эверетт пытался выкручиваться как мог. «А кто поместил его в хаху?» Пираха переглядывались и высказывались в том духе , что сегодня слишком жарко и Ксоогиаи, похоже, напекло голову. «Вы знаете, что будет, когда вы умрете?» «Знаем, – отвечали пираха. – Вот мы не очень знаем, что происходит с нами до того, а с мертвыми-то все в порядке. Тусуются себе в лесу и в ус не дуют!»

Любые привычные нам языковые нормы тут, похоже, утоплены за ненадобностью.
История Иисуса Христа в переводе на пирахский тоже выглядела не слишком убедительно. Понятия «век», «время» и «история» для пираха пустой звук. Слушая про очень доброго человека, которого люди злые прибили к дереву гвоздями, пираха спрашивали Эверетта, видел ли он это сам. Нет? Видел ли Эверетт человека, который видел этого Христа? Тоже нет? Тогда как он может знать, что там было? Тридцать лет обучения пираха основам христианства не прошли для Дэниела Эверетта даром: сегодня он убежденный атеист. Живя среди этих маленьких (средний вес мужчины пираха – 40 кг, рост – 150 см), полуголодных, никогда не спящих, никуда не спешащих, постоянно смеющихся и не знающих ни греха, ни веры людей, он пришел к выводу, что человек куда более сложное существо, чем рассказывает Библия, а религия не делает нас ни лучше, ни счастливее. «Пираха – самый счастливый народ на Земле, – пишет он. – Лишь спустя многие годы я понял, что это мне нужно учиться у них, а не наоборот».